Собирался навестить миграционную службу, чтобы помахать перед носом у ответчика вступившим в силу судебным решением. Мне нравится заходить к чиновникам без стука, широко распахивая дверь. Сразу им показываю, что не просить пришел, а по делу.
Чиновники такого обращения не любят, считая свой кабинет своею крепостью. Они привыкли к стеснительным просителям и чувствуют себя хозяевами положения. Мне нравится смотреть на их озадаченные лица в этот момент. Некоторые делают такую гримасу, будто я нечаянно открыл кабинку в общественном туалете, а там сидит этот чиновник.
Так вот, я хотел наведаться в миграционку с вопросом, когда собираются исполнять решение суда. Но получил от телеграм-бота уведомление, что они подали апелляцию. Это хорошая новость, несмотря на то, что процесс явно затягивается.
Это значит, что они хорошо усвоили предыдущий урок и зачесались. В прошлый раз, когда я выиграл суд и пришел за объяснениями в миграционную службу, начальнику пришлось устроить ради меня целый спектакль, с распеканием своего подчиненного. Он метал громы и молнии, обещая всех наказать, даже запыхался в конце своего эмоционального выступления.
На меня такие концерты совсем не производят впечатления, потому что проблему не решают. Это только одесситы радуются, когда при них унижают провинившихся подчиненных, называя непотребными словами. Меня же интересует результат, или в крайнем случае какая-нибудь бумажка, с печатью и подписью.
Когда одессит начинает орать - значит проблема останется без решения. А вот если наоборот, начинает запинаться, булькать себе под нос, отводить взгляд, судорожно звонить вышестоящему начальству - есть шанс благополучного исхода.
Такое чувство, словно одесситам с раннего детства внушают: в любой непонятной ситуации начинай орать.